«Я просто домик для чужого ребенка»: реальная история о суррогатном материнстве
Ольга
(г. Нижний Новгород)
«Четыре года назад, листая ленту, я увидела объявление о суррогатном материнстве и пролистнула его: сразу подумала, что муж будет против. Но решила спросить, как он вообще на это смотрит и что, если это буду я. Он улыбнулся: мол, дело хорошее, если здоровье позволяет, и что я тоже могу. После этого всерьез задумалась над участием в программе. Больших финансовых проблем у нас не было, но ипотека забирала очень нескромную сумму из ежемесячного бюджета нашей семьи с тремя детьми. Да и перспектива рассчитаться с банком в ближайший год, а не через 20 лет была заманчивой.
Я начала узнавать об особенностях программы. Изначально хотелось клинику в своем городе, но оказалось, что у нас либо гонорар скромный, либо непонятные условия. В Москве гораздо проще: гонорар достойный, условия понятнее. Я выбрала клинику, мы договорились о встрече, мне оплатили билет до Москвы. Я прошла все процедуры, сдала анализы.
С биологическими родителями категорически нельзя встречаться и даже пытаться узнать, кто они, – это прописано в договоре. Также там прописаны штрафы за распитие алкоголя, курение и неправильный режим дня (например, ночные гулянки). Но не каждая женщина понимает, что суррогатное материнство – это последний шанс иметь своего ребенка после выкидышей, слез, кучи процедур и денег. Не все сурмамы соблюдают правила. Агенты говорят родителям, что женщины подбираются строго, а на самом деле лишь бы рожать могла. Я знаю, что в клиниках могут закрыть на это глаза, чтобы не узнали заказчики. Если честно, в эту программу приходит мало порядочных женщин. Поэтому я считаю, что биологическим родителям и суррогатной маме нужно знакомиться, а не слепо доверять клиникам, которых волнует только денежный вопрос.
Мы с менеджером клиники договорились, что я буду жить дома и приезжать раз в две недели на приемы к врачу, а на роды приеду за два месяца. Все шло хорошо, пока сотрудники клиники не решили, что я должна на протяжении всей беременности жить в Москве. Я не хотела, ведь дома остались трое детей и муж, но деваться было некуда: в договоре прописано, что клиника может оставить суррогатную мать в Москве по медицинским показаниям или просто по своему желанию.
Вот так с нервами я пробыла в Москве до седьмого месяца беременности. Жила в квартире, предоставленной клиникой. Это была обычная однушка с нормальным ремонтом, в панельном двенадцатиэтажном доме с грязным подъездом, злыми соседями и вечно курящим мужиком за стенкой.
А потом случилось чудо: пришли биологические родители. Они оказались влиятельными людьми и очень хорошими. Им захотелось проверить, в каких условиях я живу, и они были очень разочарованы. Выяснилось, что они дополнительно оплачивали проживание, передавали мне еду, но клиника все это оставляла себе. Тогда они перевезли меня в свой частный дом в Подмосковье, с помощницей, там я жила до родов.
Родился чудесный мальчик, очень обаятельный малыш. Я его видела, но в руки мне его не дали, так как за дверью родильной палаты стояла биологическая мама, и после всех медицинских осмотров новорожденного закутали и отнесли к ней. Я была очень довольна тем, что выполнила миссию и скоро отправлюсь домой к своим деткам. Материнского инстинкта не было. Я считала себя няней для ребенка и как будто за ним присматривала, пока не придут мама с папой.
Многие считают суррогатное материнство эксплуатацией женщин, а детей – товаром. Но это неправильное видение ситуации. Деньги платят не за ребенка, а за здоровье и время, которое женщина тратит, вынашивая малыша. Те, кто рожали, понимают, сколько сил, витаминов, здоровья, внимания уделяется этому процессу. Гонорар – плата за все эти жертвы. Мне ежемесячно платили по 30 тысяч рублей, итоговый гонорар от клиники – один миллион плюс 400 тысяч от родителей за ответственность и порядочность. Ипотеку мы почти закрыли. Но сейчас думаю помочь еще одной паре, которая не потеряла надежду иметь родного малыша».