«Повторить отмененное действие»: художники Слава Нестеров и Алина Кугуш рассказывают, почему решили дать шанс нереализованным работам
Говорят, что жизнь не видеоигра, где можно сохраниться и вернуться к определенному этапу, чтобы принять другое решение. Однако иногда всем нам дается такой шанс — доделать то, что мы забросили на полпути и посмотреть, что из этого выйдет. Именно этой мысли посвящена выставка «CTRL+Y. Повторить отмененное действие». В ее рамках десять известных художников обратились к своим неизданным проектам.
«Бывает, что мечтам и идеям не суждено сбыться — со временем мы все сильнее примиряемся с этой мыслью. Вероятно, многое из задуманного было и останется невозможным — но это точно не повод, чтобы не попытаться еще раз, ведь мы не изобретаем ничего нового, кроме нас самих», — поделилась команда. Мы уже успели познакомиться с этой потрясающей экспозицией, а заодно задать несколько вопросов художникам Алине Кугуш и Славе Нестерову.
В рамках этой выставки художники представили те работы, которые в свое время решили убрать «в стол». Но ведь у вас таких проектов не один и не два, почему вы выбрали именно тот, который представили?
Обычно нереализованными у меня лежат проекты и идеи сложные в своем продакшене: многосоставные инсталляции, идеи для коллаборации с инженерами и машинами.
Другая категория — это более автономные задумки, здесь я часто испытываю удовлетворение уже от того, что я это придумала. С «The Black Swan Theory» было так же, потому что изначально это был графический лист, а потом я придумала дополнить изображение лентикулярной печатью, чтобы показать идею относительности более наглядно.
Чем вас так сильно заинтересовала теория черного лебедя, что вы решили посвятить ей целый проект? Прим. ред.: теория черного лебедя — концепция, согласно которой самые крупные и непредсказуемые события, на самом деле, вполне могут быть объяснены постфактум.
На самом деле, название «Теория Черного Лебедя» я скорее заимствую, дополняю и перепридумываю саму теорию. Если статистик Нассим Талеб предложил называть неожиданные, но легко объяснимые задним числом «события типа Черный лебедь» (так как долгое время считалось, что их не существует), то я создаю живописные условия, в которых цвет лебедя становится неразличим. Получается, моя «теория» в том, что мы еще не знаем с точностью окраску событий, пока не прогрузится весь контекст.
В рамках этой выставки художники представили те работы, которые в свое время решили убрать «в стол». Но ведь у вас таких проектов не один и не два, почему вы выбрали именно тот, который представили?
Это правда, что таких проектов с десяток наберется. Я искал свои старые записи, наброски текстов, планы проектов. Мы обсуждали потом с куратором, какие бы лучше подошли. И остановились на варианте, который вы можете увидеть на выставке. Это диалог, совместная работа.
Ваша работа во многом про «взаимодействие со зрителем». Вы нарисовали мир и, по сути, предложили «раскрасить» его другим. Как думаете, в художественном искусстве все же важнее форма или цвет?
Не существует такого термина, как художественное искусство. Мне на самом деле абсолютно не важны понятия цвета или формы, между ними не может быть конкуренции, ибо мы не имеем дело с fine art (когда результат творчества связан только с эстетическим удовольствием, — прим. ред.). Мы имеем дело с идеей, важен узнаваемый почерк мысли, нежели узнаваемый почерк пера. Я периодически делаю партисипаторные проекты (подход в искусстве, который предполагает вовлеченность публики в процесс создания произведения или в процесс его представления), но в основном они закладываются в мои кураторские высказывания. В данном случае мне очень интересно, какой результат получится по окончании выставки, это в некотором роде социологическое исследование внутри производства художественного продукта. Зрителю предоставляется свобода взаимодействия с работой, он становится созидателем, художником. Он теперь знает, что его вклад есть и он останется.