Дизайнер Катя Добрякова: «Наш юмор про Путина в мире не понимают»
С легкой руки бывшего графического дизайнера, а ныне владелицы именного бренда одежды Кати Добряковой в гардеробы московских модниц когда-то вернулись футболки со смешными надписями. И вот она снова первая, на сей раз в более сложной дисциплине — покорении столиц мировой моды: в ноябре Катя открыла свой первый монобрендовый бутик в Нью-Йорке. В эксклюзивном интервью Grazia дизайнер рассказала, как ей это удалось, чем американский рынок отличается от российского и почему она перестала одевать Ксению Собчак.
Поздравляю вас с открытием бутика в Сохо в Нью-Йорке. Как вам это удалось?
В Нью-Йорке есть спрос на casual-одежду, и там много туристов в вечном поиске редких, уникальных вещей. В январе я со своими друзьями Шурой и Левой из «Би-2» отправилась на охоту за яркими костюмами для выступлений. В итоге мы обошли Сохо, все прилегающие модные районы и вернулись с пустыми руками. Не нашли ничего необычного: везде либо одни и те же известные бренды, либо довольно консервативные коллекции no-name.
Позже я наткнулась на витрину магазина на Брум стрит, которая очень меня впечатлила. Я начала ее фотографировать, и тут выбегает управляющий и просит удалить все фото, мол, «I’m sorry, плагиата боюсь». Я объяснила ему, что мне понравилась витрина, я сама дизайнер. Он попросил показать коллекцию. В результате через два дня мои вещи уже висели у него на рейлах. Правда, недолго, так как еще через пару дней все было раскуплено. Он требовал поставку, потом захотел сделать наш корнер в магазине. А через какое-то время я нашла помещение неподалеку на этой улице, и этот управляющий стал мне помогать с продавцами, охранной системой и т.д. Казалось бы, ему вообще это не выгодно, ведь мои вещи продаются у него в магазине, а тут я открываюсь прямо напротив. Он даже переправляет клиентов ко мне. В Москве, конечно, вряд ли можно представить себе такую схему поведения у конкурентов.
Сколько ваш магазин уже работает?
Больше месяца.
Ожидания по выручке оправдываются?
Ну, мы, конечно, подсчитали, сколько нам нужно зарабатывать в день, чтобы не уходить в минус. Там за этим следит наш российский сотрудник c международный опытом продаж. Пока рано собирать статистику, еще многое нужно доработать. Самые ходовые дни — четверг, пятница, суббота. В это время большая выручка из-за наплыва туристов. Но я думаю, у нас все будет хорошо, потому что люди эмоционально реагируют на наши вещи. Была клиентка, которая сделала покупку на 1800 долларов, но у нее не проходила карточка. Она прождала полчаса, занервничала, оставила пакет и уехала. Потом ее ассистентка через 40 минут позвонила, спросила заработал ли терминал и попросила провести платеж. Мы отправили Uber-курьера на скейте, и он доставил клиентке два огромных пакета. Она была счастлива.
Какая вещь самая продаваемая?
Свитшоты. Но на ближайший месяц мы делаем ставки на парки и шубы.
А как же ваши фирменные джинсовые куртки с росписью?
Очень популярны, но просто уже не сезон. В России так точно. Но они безумно всем нравятся, все с ними ок.
У вас стало много последователей...
Очень много, да. Подделок тоже много развелось. Но отличить легко — принт по-другому нарисован. Фрида — не наша.
Я вот буквально недавно видела бренд, который делает такие же куртки.
Но, несмотря на это, нас носят Рита Ора и Робби Уильямс. Робби мою куртку Андрей Малахов подарил, она ему очень понравилась, и он сразу ее надел. Андрей мне потом написал, что я звезда. Я вообще иногда поражаюсь, какие удивительные люди меня окружают: звонит Малахов и говорит, что у него встреча с Робби Уильямсом в Лондоне. Давай, говорит, ему что-нибудь подарим от тебя. А вот вчера Капков звонил, спрашивал, что привезти из Нью-Йорка.
Кто у вас основная клиентура? Как вы ее видите?
Я не знаю, честно. Не могу понять.
Ну, а на кого вы ориентируетесь, когда делаете вещи?
Я делаю вещи для себя. Но вообще, мой партнер Арина считает, что наш сегмент можно описать так: от бедных студентов до богатых женщин, которых нелегко удивить. Мы очень конкурентны по цене, что тоже плюс. Практически все модные точки мира захватили и покорили. Со следующего сезона нас закупил Harvey Nichols, чем мы очень гордимся. У нас вообще большая география: Дубай, Япония, Лондон, Гонконг, Кувейт, Корея...
Где берете ресурсы, чтобы отшить столько одежды? У вас производство в России?
У нас есть европейская компания в Литве, которая отшивает непосредственно для Европы, Америки и Азии. Оттуда все доходит до магазинов за один-два дня. Из Москвы это сделать сложно. Мы упростили производство, отказавшись от сложных вечерних платьев из-за большой конкуренции в этом сегменте. Это все делалось для оптимизации производства и масштабирования бизнеса. По факту сейчас мы работаем с трикотажем и экспериментируем с вышивкой, аппликациями, лазерными вырезками, стежками... Технически нас мало кто может повторить. Когда клиент рассматривает нашу вышивку, то всегда удивляется филигранной работе.
Не все дизайнеры принимают активное участие в операционных процессах. Бывали ли в вашем бизнесе моменты, когда вы хотели его закрыть?
Были кризисные моменты, да и сейчас тоже тяжело. У нас три разных филиала в Америке, России и Европе. Нужно все время рассчитывать закупки, параллельно делать несколько коллекций, докупать что-то. Но несмотря на эти нюансы: стройки, зарплаты сотрудникам, стресс, я всегда мыслю позитивно. Любые переломные моменты открывают новые двери. Я никогда не хотела закрыть бизнес, и в принципе это единственное, чем я хотела бы заниматься. Я считаю, что я в своей стезе и у меня неплохо получается. Наше американское PR-агентство отмечает высокий интерес западной прессы к нам. Вот, например, вчера зашел корреспондент телеканала E! — хочет интервью. А выпускающий редактор самого крупного еврейского журнала предложил бесплатную полосу, просто потому что мы молодцы, пробились.
Получается, вы – живая иллюстрация термина «американская мечта».
За этим стоит огромный труд и полгода бессонных ночей, двух рабочих дней в сутках.
Да, но в России я не могу представить ситуацию, что кто-то бесплатно предлагает полосу в журнале.
В Америке к этому проще относятся, там какая-то особая специфика.
Может, дело в вашем личном обаянии? Даже Александр Вэнг не сразу имел магазин в Сохо.
Вэнг сосед наш, кстати.
Можно условно открыть магазин на Брайтон Бич и говорить, что у тебя бутик в Нью-Йорке. Все-таки вы забрались в самый центр города, ваши соседи — признанные мировые дизайнеры.
Никто не делал это пальцем в небо. И на меня все это не просто так свалилось. У нас была обратная связь от аудитории. Мы показали свою коллекцию в шоу-руме в Париже, поняли, что интересны. И рискнули, не оглядываясь на шаткую экономику нашей страны. Когда профессиональные байеры тебя лайкают, ты понимаешь, что можешь все. Но когда обычные люди постоянно рассказывают истории, как их останавливают в Лос-Анжелесе и начинают пытать, где они взяли такую толстовку с брокколи, — это вдохновляет на подвиги нереально. Оля Рубец постоянно приезжает из Америки и кричит, что была звездой. Любой человек в наших вещах, который соприкоснулся с американским рынком и менталитетом, всегда рассказывает о самом позитивном фидбеке.
Все-таки многие российские дизайнеры неоднократно и успешно представляли себя международному рынку. Но ни у кого пока нет собственного магазина в Нью-Йорке. Как российскому дизайнеру заинтересовать публику? Как это получилось у вас? И почему это пока не получилось у других?
Мне кажется, что у нас классные цены. Все байеры и владельцы шоурумов, где мы выставляемся, практически одно и то же пишут – прекрасный прайс.
То есть вы считаете, что другие российские дизайнеры слишком дорогие?
Возможно, они попадают в сегмент узнаваемых брендов, как Marc Jacobs, как See by Chloe. А мы становимся в линейку Maje, Sandro. Мои вещи — это эмоциональная покупка. У тебя есть уже платье, туфли и тебе вообще уже в принципе не нужны новые вещи. Но ты шел мимо и не смог не купить, потому что очень понравилось. Все байеры про нас говорят, что ДНК бренда хорошо считывается, и нас невозможно ни с кем спутать. Можно узнать, что это мы. Мы нашли это сегмент и крепко за него держимся.
Здорово, что вы так попали.
Он сам попался, этот сегмент. Я познакомилась с огромным количеством журналистов, прошлась по этажам Conde Nast, знакомилась с редакторами. Все комментарии были однозначны: so outstanding!
Американцы будут вас поддерживать бесплатно в своих изданиях?
Если мои вещи им подойдут для раскладки, то они их напечатают. Я не даю рекламы в журналы. В Америке есть не только глянец первого эшелона, есть куча местных изданий попроще с огромной аудиторией. Я четко для себя поняла, какие пиар и маркетинговые ходы влияют на имидж, а какие на продажи. Например, моя толстовка, снятая в раскладке, продастся лучше, чем если в журнале выйдет модная съемка, где вещь наденут на модель задом наперед, сверху накинут жилетку, потом шубу. То же самое с магазинами. Да круто можно прихвастнуть, что вот мы в Harvey Nichols, Saks продаемся, но это все же больше имидж. По деньгам — это двухдневная выручка розничного магазина. Попадание на стеллажи крупного мультибренда — здорово, но это не сравнится с тем, когда у тебя есть свой магазин, своя выкладка, своя витрина, свои продавцы. Клиент готов купить гораздо больше в твоем пространстве. Я к тому, что иллюзий быть не должно: если сегодня тебя купил Harvey Nichols, то это не значит, что завтра ты кэш будешь грести лопатой.
Открытие магазина как-то связано с переездом туда Ильи Лихтенфельда, которого вам записывали в инвесторы?
Он действительно был одним из наших инвесторов, но потом мы разошлись полюбовно задолго до открытия в Нью-Йорке.
Что у вас случилось с Ксенией Собчак, которая чуть ли не была вашим амбассадором? Помнится, она носила ваши футболки...
На самом деле, у нас абсолютно ничего не случилось, кроме того, что у Ксении закрылся проект, над которым мы вместе работали. Для каждого эфира я делала футболки, ей они безумно нравились. Это была политическая ирония, интеллектуальный юмор — жанр, в котором мы обе чувствовали себя хорошо. На почве предвыборной президентской кампании это все суперостро воспринималось. Потом с арестом Навального и обыском у Собчак все потухло. У Ксении появилась личная жизнь, она стала занята другими делами. Я устала от этой политической иронии, мне уже немножко надоел этот штамп, что Катя делает смешные майки. Мне это очень многое дало, но если говорить о выходе на международный рынок, то наш юмор про Путина, мало кто понимает.
Скоро будут выборы в России, не будете больше шутить шутки на футболках?
Создание коллекции в целом и любой отдельной вещи — это всегда эмоциональный, спонтанный процесс. Поэтому я не хочу загадывать. Может быть буду, а может и нет.
К какому финансовому результату по жизни вы стремитесь?
Если честно, моя задача не в деньгах, а в амбициях, но естественно деньги — это эквивалент успеха. У меня нет цифры конкретной... Конечно, мне бы хотелось свое жилье в Нью-Йорке, другую квартиру в Москве...
Что вы визуализируете, когда мечтаете?
Я честно тебе скажу как девочка девочке: мы открыли магазин в Нью-Йорке, и я пока еще не до конца это осознала. Шла по улице и думала, это — то чего я хотела? Весь этот геморрой? Когда все звонят, пишут, что-то от тебя хотят. Кто-то не в настроении, но ты, чтобы сохранить отношения, должна всегда позитивно реагировать и адекватно отвечать. Сейчас мысли не о деньгах, а о том, как все поставить на ноги. Я живу сегодняшним моментом. Не умею надолго продумывать.
А если говорить не о бизнесе, а о любви. Вы думаете об этом вообще, будучи замужем за работой?
Конечно, я думаю, что наверно есть дизайнеры, которые не таскают все сами, не моют все сами... Было бы лукавством говорить, что я все всегда хочу сама делать, что мне не хочется твердого мужского плеча. Но пока вот так.
Вы хотите влюбиться?
У меня недавно появился молодой человек. И я поняла, что отношения — это почти как бизнес. Это большой труд и огромный кусок времени, который ты забираешь у своего дела. Если раньше ты мог легко уйти с работы, поехать домой и просидеть с ноутбуком до утра, то теперь это невозможно. Мне кажется, что отношения вообще нереально построить, пока ты настолько погружен в работу. Но... у меня пока получается.
фото: Елена Бутко