Как цветы, которые дарил Владимир Маяковский, спасли Татьяну Яковлеву во время Второй мировой
В жизни Владимира Маяковского были еще красивые истории любви, которые случались в перерывах отношений с Лилей Брик. Такой историей стала и Татьяна Яковлева, русская эмигрантка, которая проживала в Париже.
В 1929 году Лиля, строя из себя коварную невинность, вслух зачитывала Осипу и Владимиру письмо из Парижа от сестры Эльзы Триоле: «Нет никаких сомнений в том, что на днях Татьяна Яковлева выйдет замуж за виконта дю Плесси». Каково?!» Осип тогда отозвался, что это очень удачная партия для нее. Но в душе Маяковского что-то оборвалось — он выбежал, шатаясь, в коридор, чтобы закурить.
Лиля преувеличила: Яковлева выходила замуж только через месяц. Обиженная Брик, которая ревновала к красавице-эмигрантке из Парижа, не могла не сыпать соль на рану отвергнутому поэту. Татьяна Яковлева не простила Лиле этого коварства, но спустя какое-то время призналась: «Я благодарна ей за это. В противном случае я вернулась бы в СССР за Маяковским, так сильно я его любила. И неминуемо сгинула бы в мясорубке 1937 года».
Но как вообще Владимир Маяковский познакомился с красавицей-манекенщицей из Парижа? Интересно, что их свела та самая Эльза Триоле на одной из вечеринок осенью 1928 года. Тогда-то Маяковский и Яковлева встретились впервые.
Эффектная красавица сразу произвела впечатление на поэта, и тот вызвался провожать ее домой, так как уже была поздняя ночь. Не успели они пройти вместе пяти минут, как Маяковский рухнул на колени перед Яковлевой и начал страстно признаваться ей в любви. Он уговаривал ее вернуться с ним в Советскую Россию, стать его женой. Но Татьяна не была готова у такому скорому развитию событий.
Но такая страстная любовь не удивила Яковлеву: она знала, какое впечатление производит на мужчин. Среди ее поклонников числились Прокофьев, Вертинский и Шаляпин. Она покорила французскую публику в роли манекенщицы для Кристиана Диора — ее «загадочное лицо русского сфинкса» никого не оставило равнодушным. На следующий день после знакомства с Маяковским они вместе обедали в ресторане Petite Chaumiere, и вдохновленный поэт зачитывал новые стихи, посвященные ей:
Несмотря на стремительно развивавшийся роман, Татьяна не могла ответить Маяковскому на предложение «да». Дело было не в том, что Яковлева не любила Маяковского — она не могла позволить себе вернуться в Россию, где сейчас ей было жить попросту опасно.
Да и Татьяна чувствовала, что сердце Владимира не свободно. Он то и дело заводил манекенщицу в магазины белья или парфюмерии, чтобы выбрать Лиле подарок. Татьяне было легко и тяжело с Маяковским: «Он такой колоссальный, и физически, и морально, что после него — буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след...»
Незадолго до отъезда Маяковский оставил все свои парижские гонорары в одной оранжерее с просьбой присылать еженедельно букет цветов Татьяне Яковлевой. И на протяжении нескольких лет она получала эти цветы. Эта история стала самой романтичной в их отношениях.
Парижская компания исправно выполняла требование клиента, отправляя самые красивые цветы в любую погоду со словами: «От Маяковского». В 1930 поэт умер, и манекенщица не знала, как ей быть: она уже настолько привыкла ко всеобъемлющей любви Маяковского, что ей сложно было представить, как жить без этого. Но даже смерть не стала препятствием к тому, чтобы Яковлева получала цветы.
Ей приносили цветы и в тридцатые годы, и в сороковые, даже когда грянула Вторая мировая. И эти букеты стали хорошим подспорьем для манекенщицы, которая оказалась в оккупированном немцами Париже. Она продавала цветы и зарабатывала на этом деньги. Слова любви в виде букетов помогли Яковлевой выжить.
Неизвестно точно, какие детали этой истории — вымысел, а какие — правда. Но точно можно сказать, что ради любви Маяковский не скупился никогда. И Бенгт Янгфельдт об этом писал: «Это было в его стиле: не несколько цветов и не один букет, а устланная цветами кровать. Типичный пример гиперболизма Маяковского: ухаживая за женщиной, он посылал ей не одну корзину цветов, а несколько, не одну коробку конфет, а десять, покупал не один лотерейный билет, а весь тираж...»