Леся Рябцева: «Подумываю, не вернуться ли на "Эхо Москвы»

Расскажи о своих новых проектах? Судя по инстаграму (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), ты сейчас не в СМИ работаешь?

Я выбирала место, где могла бы быть востребованной, потому что я неоднозначный человек — и в работе тоже. Я пробовала себя в медиа, в корпорациях и в итоге остановилась на стартапе. Во-первых, это очень необычный для меня опыт, а во-вторых, команда, с которой я работаю, — очень крутая.

И «ДЕбошь» и «Свалка» — очень необычные проекты. Помимо того, что они коммерческие, они пропагандируют очень важную историю — учат относиться к вещам проще. Вещи — это вещи, их можно разбить и сломать; у нас, как правило, с этим трудно.

Это твои друзья запустили?

Нет, я узнала о проекте и ребятах случайно — примерно год назад, через знакомых. Я тогда еще на «Эхе» работала, думала позвать их на эфир. И когда после выборов у меня не осталось медийных проектов, я вспомнила про них. Сейчас я не воспринимаю наше сотрудничество как работу — когда рассказываю о проекте своим друзьям, они удивляются: надо же, это точно твоя история. Это же про тебя!

А что случилось с программой на радио «Комсомольская правда»?

С «Комсомольской правдой» мы разошлись из-за выборов. Они предположили, что у нас может быть конфликт интересов, что я буду с помощью их эфиров продвигать своего кандидата. Это странно, потому что я могла и до выборов с помощью эфиров продвигать что угодно, включая себя, но я так не делала. Впрочем, я могу их понять — мы расстались без обид.

Получается, что медийных проектов в ближайшем будущем не предвидится?

Медийные проекты будут, хотя о некоторых я пока не могу и не хочу говорить. От многих проектов я отказывалась, многие — в процессе обсуждения. Есть идеи с «Лайфом» и «Комсомольской правдой», но, если честно, я себя пока некомфортно чувствую в паблике и не совсем пришла в себя после выгорания. И еще я с Венедиктовым, как это ни странно, придумываю новую передачу для «Эха» и, возможно, том или ином формате туда вернусь. Пока я еще не понимаю, буду ли работать в бэке, как продюсер, или все-таки буду ведущей этой программы... Я очень не хочу рутины в очередной раз. Потому что тот же самый «Лайф», когда мы с ними общались, хочет регулярных эфиров. Чтобы я каждую неделю, например, шоу вела. Для меня это гиперсложно, и я знаю, что буду чудовищно уставать.

Если надо что-то делать через «не хочу», когда работа превращается в ремесло, мне становится очень скучно. Я начинаю беситься. Мне нужна постоянная движуха, смена декораций и я хочу придумать формат, который мне не надоест. Который будет постоянен в своем непостоянстве. И, кажется, для «Эха» я придумала кое-что классное, и концептуально и принципиально Венедиктов не против. Осталось дооформить идею.

Вы с Венедиктовым по-прежнему общаетесь?

Да, с мая. До этого мы полгода друг друга игнорировали и отмораживались, при этом я знаю, что он за моей жизнью следил. Хотя сама я старалась его отовсюду удалить и заблочить — очень уж много «Эха» было в моей жизни. Все изменилось, когда он прислал мне поздравление с днем рождения. И я поняла, что лед тронулся, мы можем общаться нормально; сначала как друзья, потом, когда оба окончательно успокоились и поняли, что никакого конфликта интересов у нас нет, то и как профессионалы, как коллеги. Сейчас в декабре у него будет день рождения — он меня на него пригласил.

Тебя эта дружба с Венедиктовым не удивляет? Не сложно дружить с человеком гораздо старше?

Меня никогда не смущала дружба теми, кто старше меня. Более того, Венедиктов — не единственный мой старший друг. Я, наверное, одна из немногих в медийном пространстве, кто пропагандирует, что возраст — это последнее, за что можно уважать человека. Странно чтить человека только за то, что он не умер, скажем, в шестьдесят, не находите? И мне было бы грустно-печально, если бы меня уважали только за мой возраст. Или наоборот, не уважали. Что, впрочем, многие делали — я же для всех была «мелкой выскочкой». Так что возраст — не принципиальная история: я многому учусь, например, у своего младшего брата, который для своих восемнадцати дико мудр. Понятно же, что человек может быть дерьмом и в двенадцать, и в шестьдесят.

А с редакцией «Эха» как отношения?

Можно сказать, что редакцией «Эха» у меня отношения не сложились. Они и сейчас не со всеми складываются. Но там были ребята, которые со мной работали, были симпатичные мне журналисты, которым я помогала делать проекты, — с ними я общаюсь до сих пор.

Я тут ходила на день рождения «Эха», и те, кого я сама хотела там увидеть, были мне рады: мы обнимались, хлопали друг друга по спине. А те, кто был на меня обижен, кого я сконфузила и кто мне, может быть, завидовал — относятся ко мне так же плохо. Они были очень удивлены, аж яд по клыкам тек. Типа, «что ты здесь делаешь?», «кто тебя сюда позвал?». Да Веник и позвал. Он меня иногда ругает, что я мало хожу туда, куда он меня зовет.

Так, а что случилось с твоим собственным проектом авторских блогов? Кажется, он должен был запуститься на платформе ЖЖ.

У Livejournal случилось две параллельные истории: они перезапускали главную страницу и думали, как бы так поднять посещаемость за счет авторских медиа. И, в общем, не выгорело ничего: на личный домен перенесли только меня и Варламова, и то я там уже ничего не делаю. То есть, сначала условия изменились со стороны ЖЖ, а потом мне и самой стало не очень интересно заниматься этим проектом. Я не знала, как это делать на платформе ЖЖ, и у меня это не очень хорошо получилось, так что продолжать было неинтересно. И, наверное, мне стоило взять больший отпуск после увольнения и не начинать ничего нового, пока я не пришла в себя. Я же тогда решила, пока еще был какой-то внутренний драйв, сделать что-то, чтобы доказать себе и окружающим, что я все могу — это было ошибкой.

А как вы познакомились с Ксенией Соколовой? Ты же была начальником ее предвыборного штаба.

С Ксенией Соколовой мы познакомились, когда она брала у меня интервью для «Сноба». Это была наша первая встреча, но к тому моменту Ксения уже была обо мне наслышана: мы вращались в одной тусовке, она близко дружит с Эдуардом Багировым, с которым я тогда жила. После интервью так получилось, что мы еще несколько раз пересекались на «семейных» тусовках, она приглашала меня на день рождения... А когда решила взять на работу, то советовалась с Венедиктовым.

Вы до сих пор работаете вместе?

С Соколовой — нет. Мы должны были работать вместе над Esquire, но Ксения теперь не главный редактор, не сложилось.

Сергей Минаев в Esquire не звал?

От Минаева мне предложений о работе не поступало, а если бы и поступило, я бы не согласилась. Я с ним хорошо знакома.

Не любишь работать со знакомыми?

Не в этом дело. А если в общем говорить, то мне очень важны комфортные отношения в коллективе.

Да ладно? Лесе Рябцевой важно дружить с коллегами?

Одно дело коллеги, другое — команда. Я — командный игрок, пусть и лидер. Один ты уйдешь быстро, но недалеко — это и работы, и отношений касается. Я знаю, о чем говорю: я была одна, пока происходила вся это буча на «Эхе». Полтора года я была тотально одинока, но зато очень успешна, знаменита и богата (улыбается). Так что если бы меня звали, скажем, в Esquire навести шороху и шуму, реорганизацию устроить, уволить всех и предложили бы при этом хорошие деньги — мне пришлось бы выбирать: или быть «плохой» Лесей и при этом делать свою работу хорошо, или быть «хорошей» Лесей и делать свою работу плохо. Но такого предложения не поступило и выбирать не пришлось.

Это переоценка ценностей такая наступила?

Переоценка ценностей у меня наступила давно. Собственно, я потому и ушла с «Эха», что она началась. Мне не хотелось продолжать делать то, что я делала, и быть частью того, что происходило. Я поменялась. Знаешь, я перед увольнением месяц провела в Индии и там осознала, что живу странной жизнью. Вернулась в Москву с мыслью «Ну, а что дальше?». И потом поняла, что половина из того, чем я жила, было надумано, наиграно и было частью образа, который мне слепили. Мне потребовалось время, чтобы разобраться, где тут на самом деле я.

Но я не жалею, что ушла, потому что год после «Эха» был самым продуктивным годом в моей жизни, богатым на взлеты и падения, на уроки от жизни, и я стала намного спокойнее — что важно уже лично мне. Даже через месяц после увольнения у меня все болело, я постоянно плакала, мне было очень плохо, потому что я долго выжигала саму себя.

Многие предрекали, что ты повзрослеешь и тебе станет стыдно за все, что происходило. Ну как, стыдно? Жалеешь?

Нет, мне не стыдно — это же была я! И странно спрашивать о сожалениях человека, который забит с ног до головы. Я никогда не жалею о том, что делаю, потому что я делаю все искренне. Сейчас я не знаю, как я поступала бы тогда, — скорее всего, по-другому, потому что сейчас я другой человек. Но в тот момент я считала, что права. Что это искренне, честно, правильно. Так что жалеть тут не о чем. Работа на «Эхе» — это был дикий, нереальный кайф и, мне кажется, все получали удовольствие от происходящего. Всем нужен был такой глоток воздуха. И я думаю, я сделаю еще что-нибудь эдакое — только теперь на другом уровне и на других скоростях.

Расскажи о твоих религиозных практиках. Это тоже искренне? Не поза?

Вайшнавизм в моей жизни уже два года. Это не поза, это серьезно — период фанатичного неофитства у меня уже прошел. Интересно, что я шла к нему до того, как познакомилась с вайшнавами: я хотела бросить курить, мне не хотелось пить на вечеринках, я стала вегетарианкой и мне не нравились те отношения, которые я строила. И в итоге я съездила в Индию и узнала, как наладить свою жизнь. Я поняла, что хочу сделать ее более осознанной. Понимать, кто я, почему я здесь нахожусь и зачем живу. Добиться этого помогает отказ от мяса — потому что это напрасное насилие, которого можно было избежать, — от токсических историй, вроде алкоголя и наркотиков, от азартных игр — потому что не надо испытывать судьбу — и отказ от секса без любви и отношений. Год назад я отказалась от всего этого полностью и мне это помогло.

Сложно было?

Я не хочу проповедовать, но даже отказ от вредных привычек — это история про осознанность. Вот, например, как я бросала курить: сначала я спросила себя — зачем я курю? Чтобы успокоиться. Тогда почему бы просто не нервничать? Или зачем я пью? — Чтобы раскрепоститься. А почему бы не проработать свои комплексы? Или почему мне не нравится секс? — Потому что мне неприятно, когда меня воспринимают просто как тело. Я не хочу заниматься сексом с человеком, который не волнуется о моем состоянии, о моем духовном прогрессе. Да и надоедает секс, в конце концов.

А ты не считаешь себя феминисткой?

Я против категоричности, деления мира на черное и белое. Я не против феминизма, но я и не против мужчин.

Но феминистки не против мужчин!

Ну, если мы говорим про классическую историю, то да, я феминистка. Но у нас в России у этого слова скорее негативные коннотации. Хотя тут был случай, когда я выложила в инстаграм (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) фото небритых подмышек — какой поднялся крик. Мужчины писали мне, что это отвратительно, хотя, казалось бы, какое им дело до моих подмышек? Почему они рассказывают мне, как должно выглядеть мое тело?

А ты бреешь подмышки?

Обычно я хожу на восковую эпиляцию. И это был как раз тот день, когда я собиралась на процедуру. Но зачем кому-то об этом знать и зачем вообще обсуждать мою гигиену?

Хорошо, не будем. Поговорим о моде. Как ты относишься к российским дизайнерам, например?

Я обожаю локальные бренды. Одни из моих фаворитов — ребята, которые делают джинсы Plan B. За этим брендом стоит брутальный парень, который ездит на «харлее», ушел из большого бизнеса и открыл магазин крафтовых джинсов. Недавно я купила себе рюкзак «Якорь» — они тоже классные. Могу накупить вязаных штук у девочек-рукодельниц в инстаграме (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) — там бывают очень классные шапки и платья.

А в общем любимые бренды какие?

Мне нравится Uniqlo. Практично, функционально, недорого. Раньше я была помешана на брендах, в основном luxury. Но со временем стала проще к этому относиться, часть вещей без сожаления выкинула. Глупо покупать одежду просто потому, что она дорого стоит.

Снова выходим на историю про осознанное потребление.

Да, я вообще за простоту. И при всем при этом я люблю шопинг — это для меня источник вдохновения. Хотя сейчас я вообще стараюсь на шмотки много денег не тратить.

На что тогда тратишь?

Ни на что. У меня сократилось количество проектов и, естественно, упал уровень доходов. Это сказывается на моих тратах — они тоже становятся более функциональными: маникюр-педикюр, на стрижку вот потратила. Купила соль для волос Davines. Я без нее вообще жить не могу. Забавно: недавно прочитала, что в моде быть ухоженной и ненакрашенной. Вот я в таком состоянии уже давно живу.

Вообще не красишься?

Почти нет. И при этом это не значит, что у меня нет косметики.

Что в косметичке самое любимое?

Тени для бровей. Я их отращивала недавно и поняла, какая это великолепная вещь. С ними брови сразу кажутся гуще и пушистее. А еще я без ума от серебряных хайлайтеров и вообще всего серебряного — это у меня от увлечения Энди Уорхолом.

Серьезно?

Да! Я помешана на Энди Уорхоле. Я увлеклась им несколько лет назад, читала его мемуары и вообще все, связанное с «Фабрикой». Я без ума от поп-арта, ездила в Tate Modern на выставку Лихтенштейна — хотя он был его конкурентом, но неважно — и поняла, что пусть это звучит странно, но Уорхол — мой кумир. Жаль, что у меня нет женщины-кумира — нет такой, которая нравилась бы мне во всем.

Почему так вышло, ты не думала?

Думала. Вот, например, Эмма Уотсон — она запустила офигенную акцию в поддержку чтения, занимается вопросами женщин в ООН, мне все это очень нравится, все это классно. Но при этом какие же отстойные роли в кино она выбирает! Или Анджелина Джоли, которая очень вдохновляет меня свой общественной деятельностью, — ее паттерн, как женщины, мне совершенно чужд. Я за гармонию: внешнее должно соответствовать внутреннему, а духовное — материальному.

А как ты относишься к тому, что сама стала примером для девочек, которые теперь тоже не боятся быть собой?

Так я к этому и стремилась. Я хотела показать, что можно не соответствовать тем образам, которые поп-культура или шоу-бизнес тебе навязывают. Для этого, например, я устроила «голую» фотосессию. Смысл затеи был в том, чтобы доказать: обнаженное тело — это красиво и не стыдно.

Не очень убедительное доказательство. В таких «воодушевляющих» фотосессиях обычно снимаются девушки 42 размера с отличной фигурой, вот как ты. Как это должно переубедить более крупных женщин, которые стесняются своего живота или бедер, — ума не приложу.

А я не знала, что у меня красивое тело! Мои мужчины годами выкармливали во мне комплексы. Мне говорили: «Ты, в общем, ничего, но вот здесь бы исправить, а здесь подкачаться. Здесь мне твоя задница нравится, а здесь — не очень». И я жила с уверенностью, будто со мной что-то не так. После фотосессии оказалось, что у меня нет никаких проблем с фигурой, но в моей-то голове они существовали! И я надеялась, что мой пример вдохновит других, что они поймут — с ними тоже все в порядке.

Самой-то помогло?

О, да. Я стала проще относится к себе уже в тот, момент, когда согласилась на фотосессию. А потом, когда фотограф выложил готовые снимки в сеть, я обрадовалась и удивилась. Ничоси, какая я, оказывается.

Не волнуешься, что потом, когда станешь совсем серьезной и взрослой, эти снимки всплывут и скомпрометируют тебя, как Меланию Трамп?

Меня иногда спрашивают — не чувствую ли я себя менее женственной из-за татуировок. Нет, с ними я не перестала быть девочкой. Так и тут — я не чувствую себя шлюхой. Снявшись обнаженной, я не стала хуже. А Мелания Трамп — она же все-таки стала Первой леди, верно? Так оно все и работает в жизни: собака лает — караван идет.

Фото: Sophie Neemaign

Стиль: Лусине Аветисян

Мейк+волосы: Дарья Емельянова

Продюсер: Оксана Шабанова

Ассистент стилиста: Валерия Павлова

Интервью: Катерина Нечкина