Рената Литвинова: «Играть в кино — это достаточно мучительно»

Рената Литвинова дебютировала в роли дизайнера! Совместно с маркой Zarina она создала коллекцию одежды. GRAZIA расспросила актрису о ее отношении к черному цвету, телевидению и Земфире.
GRAZIA: Правда, что вы недавно
болели?
Рената Литвинова: Никак не могу выздороветь. Изодрала свой иммунитет, нет мне покоя.
GRAZIA: Некоторые девушки часто простужаются, потому что даже в холода носят легкую одежду, хотят выглядеть красиво. Вы к таким не относитесь?
Р.Л.: Относилась в юности, сейчас– лишь отчасти. А тогда со мной боролись: заставляли надевать какие-то ужасные шапки-ушанки, обрезанные дедушкины рейтузы с начесом, чтобы было тепло.
GRAZIA: Кальсоны?
Р.Л.: Да! Моя мама вообще была таким иезуитом– перешивала для меня дедушкины кальсоны. Отрезала концы и выдавала, чтобы я надевала под юбку. Как я страдала, если б вы знали! И еще было одно горе: купили мне белые сапоги из кожзаменителя. Вся одежда в моем гардеробе более-менее темная– и вдруг эти белые ноги! Но ведь мы жили в Советском Союзе.

Тогда что продавали, то и носили. А дети вообще бесправны были: дали– надевай. Но я считаю, что когда люди носят белые сапоги– это запредел.
GRAZIA: Пижонство?
Р.Л.: Нет, это болезнь мозга. А есть же дамы и господа во всем белом! Даже в холодную и слякотную погоду. Главное, чтобы все было белое– пускай испачканное, но из белой ткани. Прямо из учебника по психиатрии: склонность носить белое– ботинки, носки и выше,– признак шизофрении.
GRAZIA: Вы совместно с маркой Zarina выпускаете собственную коллекцию одежды. Расскажите о ней поподробнее.
Р.Л.: 1 апреля в продажу поступит летняя коллекция. В ней будут маленькие черные платья, шелковые пиджаки, в которых не жарко летом, платья в классический горох, сарафаны с открытой спиной, много шелковых платков, очки дымчатые (одну пару у меня украли в Венеции– это был пробный экземпляр), а главное– вуали. Наконец в российских магазинах появится такой бесконечно женственный и давно утерянный аксессуар! А буквально сейчас отшивается зимняя коллекция: шапочки из каракуля, маленькие черные пальто без плечей, чемоданчики– знаете, как у слесарей были? – и пелерины из перьев к Новому году.
GRAZIA: Любите черный цвет?
Р.Л: Есть у меня склонность к нему. Что бы ни говорили, я считаю, черный– это очень русский цвет. То есть в некотором смысле мы все какие-то сицилианки. Черный скрывает, окутывает тайной и стройнит. И сколько бы его ни критиковали, ни называли мрачным, женщины все равно покупают 80% одежды черного цвета.Я могу посоветовать носить простые вещи, без лишних аксессуаров, но разбавлять их чем-нибудь цветным.
GRAZIA: Вам хотелось бы выпускать под своим именем еще какую-нибудь продукцию? Духи, например?
Р.Л.: Отнеслась бы к такому предложению ответственно. Я фанат духов «Красная Москва». Лучше них трудно что-то сочинить. Это шедевр. Как соз­дать аромат, популярность которого длилась бы веками?
GRAZIA: А как насчет чипсов или соков «Рената»?
Р.Л.: Да ну, они же все невкусные! И вредные, в них одни химические добавки.
GRAZIA: Вам не бывает обидно от того, что ваш образ заслоняет собой творчество? Люди знают, какая вы, копируют вашу манеру поведения, но при этом зачастую не в курсе, где вы снялись, что написали.
Р.Л.: Есть такой перекос. И он всегда был. Потому что я ведь начинала как сценарист, училась на сценарном факультете ВГИКа. И уверяю вас, мне с первого курса предлагали сниматься в кино. Я всем говорила нет. Я как-то по-юношески была высокомерна, прямо брезговала. Мне не хотелось подчиняться каким-то придурочным режиссерам. У меня была другая жизнь. Но потом поступило предложение от Киры Георгиевны Муратовой, я не смогла отказаться– и вот, понеслась душа в рай... Именно после этого я и начала приобретать известность. Судьба так сложилась, что я вдруг стала больше узнаваема как исполнительница, нежели как человек, который пишет сценарии. Интересно еще и то, что в какой-то момент мне даже расхотелось продавать сценарии другим людям. Или писать их для кого-то, кроме себя.
GRAZIA: Боялись, что испортят?
Р.Л.: Я физически не хотела никому отдавать их. Например, продала права на экранизацию своей повести «Обладать и принадлежать» Валере Тодоровскому, и он снял фильм «Страна глухих». Там нетронутой осталась, собственно, только вот эта глухонемая героиня Яя... Потом, это уже в последний раз, я отдала Кире (Муратовой. – Примеч. Grazia) новеллу про мужчину, стареющего плейбоя– в этой роли снялся Богдан Сильвестрович Ступка. Фильм этот опять был очень радикальный. И все. Я, конечно, не склонна продавать свои тексты. Мне жалко.
GRAZIA: Предпочитаете откладывать идеи в стол?
Р.Л.: Лучше самой снять фильм. Я все время думаю: мне, например, приятно рисовать, но не сильно нравится играть в кино, это достаточно мучительно. А снимать как режиссер люблю, даже не устаю никогда. Монтировать обожаю.
GRAZIA: Вы часто встречаете тех, кто вас не принимает?
Р.Л.: Встречаю и даже могу понять: иногда смотрю на себя со стороны, и у меня тоже появляется странная реакция.
GRAZIA: Вам говорят гадости?
Р.Л.: Очень мало кто решается высказываться прямо в лицо. А за спиной– имя им легион. Есть и те, кто самоутверждается за счет оскорбления других.
GRAZIA: Можете сказать человеку всю правду в глаза?
Р.Л.: Ну, если я его очень уважаю и люблю, а остальным нужна ли эта правда? Вообще, я встречала одного-двух человек, способных всегда отвечать честно.
GRAZIA: Что вас заставило на церемонии вручения премии «Золотой орел» резко высказаться о нашем телевидении, наз­вать его «перегноем» и «шлачиной»?
Р.Л.: Ну это же правда!
GRAZIA: Вы сказали то, что все и так знают, просто предпочитают лишний раз не озвучивать.
Р.Л.: Я подумала: господи, ну что опять мне такая странная номинация досталась (Рената объявляла победителя в номинации «Лучший телефильм или мини-сериал».– Примеч. Grazia)? А что можно сказать про телевидение? Это некий поглотитель времени, хотя я же уточнила, что среди сериалов, среди шлака, встречаются очень приличные работы. Есть люди, которые стараются, несмотря ни на что. А есть те, кто даже не утруждает себя. Это такой бизнес– мыльные оперы. А если не нравится то, что я говорю, тогда, может, не надо меня приглашать?
GRAZIA: Никита Михалков вам что-нибудь сказал?
Р.Л.: После того как мы снялись вместе у Балабанова (в фильме «Мне не больно».– Примеч. Grazia), он от резкой неприязни перешел к противоположному чувству. Он мне тогда честно– вот, кстати, человек– признался, что не любил меня и, что называется, раздражался. Но после близкого контакта, видите, принял.
GRAZIA: Вы часто ошибались в людях? Например, представляете себе человека, а при встрече он оказывается другим и вызывает разочарование?
Р.Л.: Это естественный процесс, но с возрастом я особенно не очаровываюсь. Наоборот, люблю людей, которые не прикидываются хорошими. От двуличных исходит зло.
GRAZIA: Я вот часто разочаровываюсь в актерах, когда вижу их вне экрана. Расстраивает несовпадение реального человека с его кинообразом...
Р.Л.: Насчет актеров не обольщайтесь. Ну да ладно, я не буду их пинать, они люди зависимые. Им надо нравиться с первого раза. Это вообще такая профессия– женская, чего уж тут говорить...
GRAZIA: Планируете ли вы в ближайшем будущем снова поработать вместе с Земфирой?
Р.Л.: Обязательно. Я считаю ее выдающимся композитором и исполнителем.
GRAZIA: А что вы можете сказать о ней как о человеке?
Р.Л.: Это же неразрывно связано: она очень благородный человек. Я знаю ее достаточно длительный отрезок времени, поэтому говорю не в ослеплении или эйфории. Мой ответ абсолютно продуманный и выстраданный. Она– очень цельный, честный, бескомпромиссный человек, абсолютный трудоголик, который никогда не согласится петь под фонограмму. Вообще она одна такая.
GRAZIA: Как вы думаете, существует ли связь между характером человека и его творчеством?
Р.Л.: Да!
GRAZIA: А если кто-то, например, пишет гениальные книги, но сам по себе омерзителен, примете его творчество?
Р.Л.: Если он талантливо пишет, то просто не может быть омерзительным. Потому что масштабные люди масштабны во всем.
GRAZIA: Вы помните, о чем были ваши первые сценарии?
Р.Л.: В начале я сочиняла немые этюды, довольно идиотские. А потом писала как литературу только то, что видно и слышно.
GRAZIA: Вы зачитывали свои тексты перед другими студентами. Легко справлялись с этим?
Р.Л.: В институте довольно быстро стало понятно, кто талантливый. Некоторые казались мне неинтересными. Я была критичной.
GRAZIA: По отношению к другим или к самой себе?
Р.Л.: Ко всем. Хочу рассказать вам про специфику сценарных факультетов. На них же принимают людей достаточно пожилых– по крайней мере так мне, девятнадцатилетней, казалось. Когда я увидела свой курс, пришла в ужас. Подумала: «Боже, какие они все старые и страшные!» Было несколько юных существ, включая меня. А на курс старше, например, учились талантливейшие Петя Луцик и Леша Саморядов (сценаристы фильмов «Дети чугунных богов», «Лимита», «Гонгофер», «Дикое поле». – Примеч. Grazia), мои сотоварищи-ухажеры. Они были такие маргиналы. Я могла прийти к ним в гости и обнаружить, что у них нет кровати, они спали на сорванной с петель двери! Помню, у них из карманов выпадали пачки денег– они первые начали писать сценарии сериалов и вообще зарабатывать, еще будучи студентами. А Саморядов, он же очень плохо видел. Однажды перепутал меня с бабушкой. Представляете? Ошибся дверью, зашел в соседнюю. А там моя бабушка. Он сел рядом с ней, повернулся и сказал: «Привет, Рената!» Причем был от нее на расстоянии десяти сантиметров. Она хохотала. И он, бедный, видите, полез через балкон (Алексей Саморядов погиб в 1994 году, сорвавшись с балкона ялтинской гостиницы.– Примеч. Grazia). Он был феерически одаренный человек.Поразительно, конечно, что я ни с кем особо не общалась, а с ними у меня достаточно много историй происходило, и все какие-то сказочные. Помню, Саморядов приг­ласил меня на пельмени. Варит их, а они не всплывают. Берет ложку, вынимает один, и вдруг у него этот пельмень вываливается из ложки и начинает катиться. Мы смотрим на пол– сквозь тесто просвечивает железо. Выковыриваем вместо мяса железный шарик. Короче, выключили плиту, заглянули в кастрюлю– а там все пельмени начинены этими шариками. И Леша такой: «Я купил,– говорит,– несу и думаю: чего они такие тяжелые?» И вы понимаете, это правда! Саморядов меня пригласил на пельмени с железными шариками! С ним постоянно такие случаи приключались. То есть они с Луциком писали истории не из головы, а из своей жизни.
GRAZIA: А может, Саморядов просто подшутил над вами, разыграл?
Р.Л.: Нет, там публики не было. Чего меня разыгрывать? Он сам ужасно расстроился. И я была девушка серьезная, водку не пила. Встала и сказала: «До свидания». Я помню, все дворы были завалены этими шариками. В перестроечный период выкидывали шарикоподшипники, у меня во дворе они катались, все дети играли ими.
GRAZIA: Сейчас пельмени с железными шариками, конечно, не продаются, но как вам кажется, жизнь стала лучше? Ведь именно вам приписывают фразу «Как страшно жить!»
Р.Л.: Никогда ее не произносила. Ее придумал и распространил по людям Андрей Мановцев, покойный уже. Я, наоборот, с возрастом становлюсь более счастливой.
GRAZIA: Один мой друг считает вас и Константина Мурзенко главными современными писателями.
Р.лЛ: Ну ваш друг хватил! Но мне приятно. Писатель должен сидеть и писать весь день.
GRAZIA: У вас так получается? Слов двести в день пишите?
Р.Л.: Нет. Для этого нужна концентрация, чтобы все и всех отмести, подстроить под свой график. Знаете, бывают быстрые планеты и медленные. У меня– очень медленная. Может, я обольщаюсь, но такое усердное писательство– следующий этап моей жизни. Когда я наконец состарюсь, уймусь, перестану сниматься на эти обложки...
GRAZIA: Вы как будто ждете этого?
Р.Л.: Ну рано или поздно тургор кожи ослабеет, как говорит моя мама-врач, и я смогу сосредоточиться над листочками и не быть такой востребованной...
Интервью: Андрей Захарьев